Брат Махмудов Ибрагим Махмудович: «В записях метрических книг того времени значится, что главой нашей семьи был наш отец Махмуд Джиянгалеевич Джиналеев. Так как фамилии у всех татар записывали в подворных книгах по отцу, таким образом, в настоящее время в моих автобиографических записях и паспортах написано Ибрагим Махмудович Махмудов. Мой дед Джиенгали был по возрасту одним из самых долголетних старцев в нашем краю, дожил он до глубокой старости и умер в возрасте девяносто девять лет восемь месяцев, т.е. без 4-х месяцев 100 лет.
Отец с самого раннего детства был грузчиком соли на пристанях г. Астрахани, так называемым «амбалом», таскал мешки на себе. Он остался старшим после их деда. Сам имел детей: (моя) старшая сестра Мугульсуна, (мой) старший брат Ашир, Махмуд, я – Ибрагим и младший Измаил – все они были детьми одного родного отца и стали носить фамилию Махмудовы.
Мать Бибихан умерла при родах Измаила, когда мне было 2 года. Отец мой сменил профессию: из грузчика соли стал землепашцем, он с большим трудом купил лошадь, при помощи которой начал заниматься бахчеводством и теми самым постепенно стал налаживать хозяйственно-семейные вопросы. Он добился выделения земельной площади под сад и огород на низовой части татарского кладбища, так называемого, «Сабан-сияр» недалеко от села Зацарево.
После смерти моей матери отец советовался со своими сестрами: старшей сестрой из села Кулаковки Калле-кызой, второй старшей сестрой Кальбибой из села Зацарево и младшей сестрой из села Осыпной Бугор Эрхией. И женился отец второй раз на одной вдове, которая жила в большом Цареве на стороне города Астрахани. Имя её было, как и у сестры отца, - Кальбиби. Так у нас появилась неродная мать, хотя мы её и называли «мамой».
Мачеха очень жестоко обращалась с детьми, много раз била Ибрагима и однажды чуть не убила его.
Тут случилась беда с отцом. Он подрядился перевезти на своей подводе рыботовары промышленника Зверева, и у села Вышки, по правобережью Волги, вблизи взморья, лошадь испугалась верблюда у встречных кочевых калмыков и понеслась. Отец попал под колесо – стал инвалидом. Наступили безрадостные дни.
Мой отец был абсолютно безграмотен, не умел даже подписывать свое имя, отчество и фамилию, хотя бы простым карандашом. Он лишь вместо своей подписи ставил хозяйственное тавро (тамга), такое , которое осталось в моей памяти до сего времени.
… У автора с братом Аширом имелся небольшой сад, огороженный двумя рядами тонких досок – на восточной стороне, в самой низине у кладбища Сабан-сияр. Им соседствовала площадь 8-10 гектаров местного плантатора Абубикерова Манафе. Она пустовала – несколько деревьев, в основном, просто для блезира, и несколько соток овощей, где как жуки трудились 11 батраков.
Однажды автор увидел, как кто-то в чиновничьей фуражке обмеряет их сад. В другой раз они в пятницу вернулись с «жума-намаза». А кулак-плантатор, хотя и представлял из себя набожного, но молиться не ходил, а за это время вершил свои тёмные дела, нарушил границы других участков. Всё ему было мало – 2 сада, сад-огород 15 гектаров и ещё один поменьше 3 гектара на берегу речушки Бирьле – с вин оградными насаждениями, на тысячи рублей он реализовывал за пределами Астраханской области, в Среднем и Верхнем Поволжье.
Брат Ашир был неграмотен, но спросил, почему аллах несправедлив к бедным и богатым. А Манафе-бай залез и занял часть нашей земли, оставив на 4-х человек не более 0,75 гектара. При участии самого Абубикерова-бая ему продали и нотариально заверили более 10 гектаров, в т.ч. из их участка – под бахчу и птицеферму. Жалобы были безрезультатны.
… прибежала племянница Акмарьям и просила прийти на прощальный вечер: «Он специально для тебя». Там меня уже ждут мои одногодки-рекруты и почти все девчата Исай-аула, собрались встретиться в последний раз перед отправкой на воинскую службу. И вечер этот прошел неплохо до самой утренней зари.
Наутро в строй встали новобранцы с. Зацарева: Салих Алиев, Сафаралиев Зульбухар, Ярулла («Коновал»), Муллаталипов Хаким, Ильясов Гали, Ахмедов Хаким, Хужамберджеев Ажимахмуд, из большого Царева Бердеев Ажиахмад, Файхуллин Муслим, Ибрагим Махмудов и др. Теперь это уже солдаты, без кушаков и гармони, без песен.
В кавалерию из татар попал я один. Брат Ашир обратился к солдатам: «Не обижайте его, он, мол, один среди вас татарин». На что Борозденко, рабочий завода «Норика» (может – Нобеля?), пожал брату руку и поблагодарил за советы, напутствия, «твой Ибрагим – не один, а с нами, вместе будем всегда, никогда мы его в беде не оставим и обижать не дадим никому».
В последний вечер собрались все члены семьи – старший родной брат Ашир, сноха Мадина, второй брат Исмагиль, самый младший брат Ажисултан, племянница Кальбиби, племянник Мунир, сестра родного отца Калликма (с. Кулаковка), Кальбиби, (с. Зацарево), Эрхия (из с. Осыпной Бугор), родная сестра Мугульсун, дядя Сулейман, дед Шарип (с.Зацарево) и др.
Собрали чемодан, я положил туда тёплые носки, бритвенный прибор и несколько фотокарточек, снятых с товарищами-друзьями, и были карточки с девушками, которые держал я в секрете, т.к. женщин, заснятых на карточках, все проклинали как изменниц исламской религии.
И вот собрались мулла Абдунасыр, муэдзин Ажинияз-Кадыр, и брат Ашир им: «Все в сборе, можно начинать молебен». Дьякон-муэдзин в длинной халате, на голове белая бухарская чалма. Мулла провозглашает, что путь предопределен аллахом: «худайн тактирда язгина». И провожают через плавучий живой мост – «до свидания».
Зачем же ислам и «ясный путь» - шариат? Военачальники исполнили волю эксплуататоров. Впереди была война и плен, школа классовой борьбы. А пока разводил пары эшелон. По колонне прозвучало: «Вольно, на посадку!».
